Убийца вышагивал по глубокому и темному лесу к своей цели. В отличие от эльфа, о существовании которого он, правда, пока даже не подозревал, Шакра плевал на нежить – некромантия была одним из аргументов его племени в войнах с соседями, а потому к неупокоенным он привык с раннего детства. С другой стороны, если не-мертвый ему все же встречался на пути, срубить тому голову топором было вопросом одного взмаха, а свойственная Горлорубу неслышность движений позволяла не привлекать к себе внимания слишком многих врагов за раз.
Что же в таком случае в принципе делал старый орк в этом опасном месте? Что же, ответ был очевиден для представителей его народа, и куда более сомнителен для всех остальных – он искал священную поляну предков. Не с целью принести жертву или исполнить какой-то ритуал: пусть Шакра и обладал некоторыми знаниями шаманов, все же без острой необходимости вторгаться на их вотчину он не хотел. Скорее, это было просто одно из множества мест, куда его несли беспокойные ноги в путешествии, что длилось вот уже более четырех лет. Да и, в конце концов, Шакра боялся смерти: не до панического тремора, конечно, однако до острого неприятия самого концепта того, что однажды он уйдет за грань. Именно потому посещение поляны предков, как он надеялся где-то в глубине души, поможет привнести умиротворение в его душу, как касание к чему-то потустороннему и загадочному.
С другой стороны, мертвяки, во множестве им в течение жизни встреченные и упокоенные, ничем потусторонним им не считались – банальное колдовство шаманов, не имеющее ничего общего с тем, что действительно означает «шагнуть за грань». А потому, сейчас на не-мертвых он и отвлекался лишь по мере необходимости, надеясь побыстрее найти предмет своего интереса.

Подобраться к Шакре незамеченным – это, однозначно, подвиг, однако подвиг, на который вряд ли был способен Динрэ. Старый орк не возражал – подкрадываются и подкрадываются, нападут – ну, значит, так тому и быть. Хотя, конечно, это не означало, что он не готовился: губы Шакры тихо шептали слова заклинаний, накладывая Черный яд на один топор, и Прикосновение тьмы – на второй. Финалом подготовки был Щит Тьмы, последнее слово заклинания которого было прошептано ровно в тот момент, когда эльф все же напал – в целом, ровно так, как и было задумано, дабы не выдать своей подготовки заранее.
Мгновением позже орк сорвался в сторону, провернувшись вокруг своей оси и метнулся вперед, к противнику, последовательными жестами двух рук отправляя во врага две Стрелы тьмы. В его голове была кристальная пустота, а в теле царило полное спокойствие – он даже не особо хотел убить того, кто сейчас на него напал, ему было куда более интересно, за что, собственно, на него вообще напали. Конечно, в своей жизни он перешел дорогу очень многим, но это были орки, со своими понятиями о чести и «правильном бое»: они бы не атаковали вот так, исподтишка, тем более – неподалеку от священной поляны предков.
Конечно, такая туша, как взрослый зеленокожий, не могла бежать бесшумно, однако даже сейчас, в бою, Шакра двигался очень тихо: ни одна ветка не хрустнула под его ногами, ни один элемент экипировки не зазвенел. Он не бежал прямо на противника – тот явно был магом, а значит, мог атаковать на расстоянии и, потому, имело смысл пытаться таких атак избежать. Неожиданно меняя направление, Горлоруб рассчитывал сблизиться с врагом и, мгновенно выхватив топор, в своем излюбленном быстром боевом стиле, нанести удар обухом прямо по лбу эльфа, известный как банальное «Оглушение». В течение всего этого времени орк оставался все так же кристально спокоен, а его сознание – абсолютно пусто: его вело сосредоточенное стремление, увеличивая и без того огромную скорость движений Шакры.

Сколь стремительно Шакра двигался до этого, столь же мгновенно он и замер, когда противник явно захотел прекратить бой. Не то, чтобы старый орк был таким уж миролюбивым, конечно, однако учитывая показанные противником навыки, итог этого боя мог быть любым, а Горлоруб очень не хотел умирать. Хотя, конечно, делу не помогало то, что он успел рассмотреть своего противника в деталях: это был эльф, которых Шакра заметно презирал.
- Забавно. Впервые со мной прекращают бой потому, что я живой, а не потому, что решили, будто уже помер, - Шакра задумчиво прокрутил топор с угольно-черной кромкой лезвия в руке, не спеша, тем не менее, ни убирать его, ни доставать второй. – Я путешествую, эльф. Это земли орков, но я даже скорее восхищен наглостью твоего вопроса по этой причине, а не зол. Но позволь дать совет. На твоем месте я бы убрался отсюда так быстро, как только бы смог, ибо здесь, неподалеку, любят плясать свои танцы наши шаманы, а вместе с ними пляшут духи предков. И те будут рады получить в жертву остроухую голову.
То, что у самого Шакры уши такие же, заостренные, убийцу волновало мало – скорее, этот факт его забавлял, заставляя в шутку задуматься о том, уж не придумали ли шаманы его племени способ для орков иметь общее потомство с дроу. В конце концов, острые уши имело подавляюще большинство его соплеменников.
- Но перед тем, как проявить мудрость и последовать моему совету, скажи мне, что тебя завело так далеко от родных лесов, эльф? Совсем не ценишь свою жизнь и просто бредешь, куда глаза глядят? Или, - Шакра хмыкнул, вспомнив, что именно послужило причиной остановки боя, - действительно считаешь своим долгом уничтожить всю нежить этого мира? Тогда у меня для тебя плохие новости. Вон там, на западе, - орк махнул рукой куда-то себе за спину, - живет множество племен орков, и многие из них не чураются некромагии. И тамошних шаманов банально слишком много, чтобы ты успевал уничтожать нежить быстрее, чем они ее штампуют.
Горлоруб дальновидно не стал упоминать тот простой факт, что он сам был выходцем именно из такого племени: снова драться он откровенно не хотел, а при всем расизме Шакры, разговор с эльфом не шел против его чувства прекрасного.